— Да, но дети — это дорогое удовольствие. Ты не отдаешь себе отчета…
— Черт побери! Сейчас ты говоришь в точности, как он!
— Кто?
— Мартин, вот кто! Точнее, его адвокат. «Воспитание ребенка обходится недешево, — передразнила она вкрадчивые интонации Джорджа Хоупа. — Мистер Фагерст готов взять все расходы на себя».
Дина и Викки переглянулись.
— Ты нам этого не говорила! — воскликнули они хором.
— А какая разница! Ни цента не возьму у мерзавца!
— Да, но я думала… то есть предполагала… — Дина откашлялась. — Не то, чтобы его готовность обеспечить ребенка заставила меня взглянуть на парня по-другому… Сбежать из дома и вернуться к любовнице спустя неделю после свадьбы… Тошно и думать!
— Ты права! — поддакнула Викки. — Как он только мог предпочесть эту пошлую блондинку моей прелестной сестренке?
— Он и не предпочел… — Глэдис вспыхнула и прикусила язычок.
— Ты сказала, что он бросил тебя ради блондинки.
— Я сказала, что он вернулся в Лос-Анджелес, и я застала его с любовницей. Но я вовсе не утверждала…
— Так он не собирался к ней вернуться?
— Откуда я знаю? — Глэдис принялась свирепо оттирать стол. — Я не стала его слушать.
— Как так — не стала слушать?
— Если ты застукала мужа наедине с обнаженной блондинкой, нетрудно догадаться, чем они занимались. Я просто развернулась и ушла. Не смотри на меня так, Викки. Ты сделала бы то же самое!
— Наверное да. И что Мартин сказал в оправдание?
— Он приходил в тот же вечер, но я его не впустила. Зачем? Нам не о чем говорить.
— И все? Он так легко сдался? — удивилась Викки.
На кухне на какое-то время воцарилось безмолвие.
— Он позвонил. Оставил сообщение на автоответчике. Сказал, что я неправильно все истолковала… — первой нарушила молчание Глэдис.
— Что же именно он сказал? — осведомилась Дина, метнув предостерегающий взгляд на Викки, уже готовую съехидничать.
— Не помню, — солгала Глэдис. Каждое слово намертво отпечаталось в ее памяти; ненавидя себя за слабость, она прослушала запись с десяток раз, прежде чем стереть лживые слова и хрипловатый голос. — Какую-то чушь: дескать, мерзавка угрожала смешать мое имя с грязью, если он ей не заплатит. Ну, что обычно говорят в таких случаях? Этот тип привык добиваться своего любой ценой. Говорю вам: он собирался отобрать у меня ребенка!
— Это и его ребенок тоже… — Дина нервно сглотнула, ощущая себя крайне неуютно под враждебными взглядами. — Да, так! — с вызовом подтвердила она. — Справьтесь в учебниках по биологии, если угодно. Из чего следует очередной вопрос: с какой стати он от тебя отступился?
Викки вопросительно изогнула бровь.
— В самом деле? Почему он и впрямь сдался без боя, после того как сам навязал тебе этот брак?
— Он… он позвонил и оставил еще одно сообщение. Сказал… сказал, что не имеет права принуждать меня к сожительству. Дескать, он понимает: я никогда не полюблю его так, как Кевина.
— Кевина? — Викки досадливо поморщилась. — При чем здесь этот кусок дерьма?
— Мартин еще добавил, что с самого начала поступил недостойно, навязав мне замужество, и что брак без любви не имеет смысла.
— Интрига запутывается… — Дина подалась вперед. — Я знаю, что вы, подружки, изваляете меня в смоле и в перьях, но Мартин Фагерст не производит на меня впечатления отпетого мерзавца.
— Может, тебе стоит ответить на телефонный звонок, ты как думаешь? — Викки накрыла ладонью руку сестру.
— Не болтайте глупостей, вы обе! Я перезвонила ему и тоже оставила сообщение. Я сказала, что мне плевать на историю с блондинкой, потому что он абсолютно прав. Брак без любви — чушь, но брак, в котором жена ненавидит мужа, — обречен. И еще сказала, что ненавижу его и всегда ненавидела и что с самого начала воспринимала наши отношения как секс и не больше, так что пусть с этим примирится! Не смотри на меня так, Викки! А чему мне прикажешь верить? Что эта особа ворвалась в квартиру без приглашения и сбросила платье?
— Это он так говорил?
— Да!
Викки мягко улыбнулась.
— Но ведь это возможно, разве нет? Дама не показалась мне воплощением деликатности и скромности.
Глэдис вскочила с табуретки.
— Я же все собственными глазами видела! Боже ты мой, мало мне предательства Кевина! Я-то воображала, что люблю его, и чуть с ума не сошла от горя… Но быть обманутой Мартином, собственным мужем, единственным человеком, которого я действительно любила и люблю, это… это… — Голос ее прервался. — Боже мой, я люблю его, люблю! И никогда не перестану любить! — Глэдис взглянула на подруг, и губы ее задрожали. — Уходите, — жалобно попросила она. — Уходите и оставьте меня в покое…
Но они остались — до тех, пор пока Глэдис не успокоилась, не разделась и не заснула.
Чем еще они могли помочь этому истерзанному сердцу?
Что мне остается? — думал Мартин, занося кувалду.
Ничего. Ничего — только бить по проклятому камню и доводить себя до полного изнеможения с рассвета до заката в надежде, что ночью он уснет как убитый и во сне не увидит Глэдис.
Отличная была задумка, только, к сожалению, не срабатывала.
Вот уже два месяца Мартин не видел жену, не слышал ее голоса, однако она незримо присутствовала рядом все двадцать четыре часа в сутки. По ночам приходилось хуже всего. Один в темноте, в постели, где некогда их было двое, он часами ворочался с боку на бок, прежде чем погрузиться в тревожный, лихорадочный сон.
Фагерст подумывал о том, чтобы возвратиться в Лос-Анджелес, но как можно спокойно работать в городе, где живет Глэдис? Так что глава «Фагерст импайр» остался на Стервике, изнурял себя непосильным физическим трудом и руководил корпорацией по телефону. Рассчитывая, что со временем боль притупится. Не тут-то было. Боль только усиливалась…